— А что Агнешка?

— Не привечала она никого, — снова вздыхает старик. — Добрых слов и улыбок не жалела, но ухаживаний не принимала. Сколько кругами не ходил, все в пустую. И когда отцвел последний страстоцвет, у священного огня никому она венка своего не отдала, будто все ждала кого-то особенного. Однажды он за ней и приехал.

Как же хочется верить, что у этой сказки будет счастливый конец, только я уже догадываюсь, чем она закончится. Но последние кусочки пазла все-таки хочется сложить в своей голове. И я поторапливаю седого старца продолжить рассказ, пока еще не отключилась без сознания.

— Отец привез Белогора из далеких краев для своей Зорянки, и та не возражала. Жених был знатен, богат и хорош собой. Да только увидев Агнешку, жениться на его дочке передумал. Даже от преданного отказался, только бы не противились и отдали ему бедную сиротку. Ох и шуму тогда было вокруг этой истории! Купец почуял свою выгоду, Зорянка затаила кровную обиду.

— А что же Агнешка? Пришелся ли ей по сердцу заморский жених?

— Да кто же ее тогда об этом спрашивал, — машет рукой старец. — Продали бы, как вещь, и дело с концом. Свадьбу назначили на следующий год, чтобы Белогор успел достойный выкуп за невесту собрать, будто она у них на шелковых простынях спала и одним медом питалась. Первый месяц Агнешка так в слезах и проходила, пока с этой мыслью не свыклась. Только жених ее не оставлял, приезжал снова и снова. То цветок заморский привезет, то птичку певчую, то весточку пришлет с торговым кораблем. Не знаю, как у него это получилось, только пришелся этот чужестранец Агнешке по сердцу. К весне, когда лед сошел, жизнь в купеческом доме стала совсем невыносимой. Она и сама уже той свадьбы ждала, а Зорянка пуще прежнего злилась, козни готовила. Оговорила она сиротку, чистую душу. Меня настроила и много кого еще, кому Агнешка отказать успела.

— Что значит, оговорила? Как?

— Якобы не ждала она своего Белогора, а всю зиму по мужикам прыгала. Охотников до клеветы за награду достаточно нашлось. Языком молоть, не работать, дело-то плевое, и ничего, что чужое счастье под жерновами перемелется. Кто за бедную сиротку заступится? Никто. Ни отца у нее, ни брата.

— Так прям и никто? На все селение ни одного честного человека не нашлось? Вам-то она что пообещала?

Старик снова закрывает голову руками, больно ему обо всем этом вспоминать, но и отступать некуда, сам захотел душу излить.

— Мне Зорянка пообещала, что, когда Белогор и все остальные от Агнешки отвернутся, она сама с радостью в мои объятья бросится. Так и сказала: «Молчи и наберись терпения, я все устрою». Прости меня, Агнешка, прости! — катятся слезы из его белесых глаз, а морщинистые руки тянутся к моему лицу, с жадностью ощупывая каждый сантиметр кожи. — Я ведь любил ее тогда, правда, любил по-настоящему. Ревность так застилала глаза, казалось, умру, если с другим уедет. Вот и смолчал, пока другие непорочную девушку грязью поливали. Взял такой грех на душу, что не отмыться. Кто ж знал, что все так закончится? Что моя Агнешка в подвенечном платье скорее прямиком на дно пойдет, чем останется жить без своего Белогора? Я ведь совсем чуть-чуть не успел, когда она на моих глазах с обрыва прыгнула. Никогда себе не прощу, никогда…

В глазах темнеет. Стоит представить, что пережила эта несчастная, грудь сдавливает болью. Или это последствия ранения и внутренние кровотечения? Мне холодно. Меня так колотит изнутри, что начинают стучать зубы.

— Агнешка! Доченька, — трясет меня старик, пытаясь привести в чувства.

— Я вас прощаю. Слышите, прощаю, — успеваю произнести, и мое сознание улетает куда-то далеко от этого места. Туда, где нет боли и застарелых обид, и любви, способной на такие жуткие предательства.

Глава 20

Сын

ЕГОР

Вот уже третьи сутки я не отхожу от ее постели, превратившись в верного пса, который готов спать прямо здесь, на коврике в доме ведьмы, лишь бы иметь возможность быть рядом, слышать слабое сердцебиение своей любимой и держать ее за руку.

Я не видел того, как Леру ранили. Битва с мертвяками была адской, и казалось, что нет ей конца. Но едва она завершилась, я сразу почуял неладное. И не я один. Не подоспей вовремя ее мать с сестрой, даже страшно представить, что было бы с моей Леркой. Когда понял, чьих это рук дело, чуть не разорвал эту дуру Янку на части. Спасибо отцу, не дал взять грех на душу, оттащил.

— Егор, идем. Ей нужно время, чтобы восстановиться, и тебе тоже. Вот сколько ты уже не спал, и не ел нормально?

— Не знаю. Да это и не важно.

— А ну, шагай за мной, — командует в полголоса Леркина мама, Татьяна Львовна, и ведет за собой на кухню.

Ульянка ставит передо мной тарелку жаркого. Пахнет аппетитно. В первые дни, пока состояние Леры было неопределенным из-за потери крови и еще большей растраты магических сил, которые она пустила на защиту деревни, мне и кусок в горло не лез. Сам потрепанный битвой и изможденный я готов был выть на луну и молиться любым богам, лишь бы получить хоть какую-то надежду, что моя девочка будет жить. И вот сегодня наконец силы к ней стали возвращаться. На пару секунд она даже открыла глаза, встретилась со мной взглядом и снова провалилась в сон.

— Ешь давай, а то стынет, — подгоняет меня будущая теща, хоть еще и не знает этого.

У меня было время подумать: пока проторчал у эльфов, и сейчас, у Лериной кровати. Выберемся мы из этого мира, или нет, даже если навсегда застряли в чужих телах, это ничего не меняет. Лера — моя истинная. Здесь или там, нам суждено быть вместе. Лишь бы только жила, смотрела на меня своими ясными глазами, шутила, улыбалась, и смеялась изредка моим дурацким шуткам. Я за нее на все пойду. Видимо, надо было сквозь землю провалиться, чтобы понять, какое сокровище весь этот год ходило у меня прямо под носом.

— Кажется, там тебя брат зовет, — вырывает меня из собственных мыслей звонкий голос Ульянки. — Вон как на весь лес завывает, всех лягушек в болоте перепугал.

— И правда, Добруш. Он бы просто так не пришел.

— Ты скажи ему, пусть заходит, не стесняется. Здесь твоим родным всегда рады, — устало улыбается Татьяна Львовна.

Ей бы самой отдохнуть хоть немного после этих тревожных дней. Я и не догадывался, сколько сил и материнской любви скрыто в этой хрупкой женщине, пока не увидел, как отчаянно она борется за жизнь своей дочери. Уля тоже молодец, в стороне не оставалась. Вместе они мою Лерку с того света и вытащили.

Дома меня встречают родители и Фэйл с перебинтованным плечом. Всем досталось в этой битве. И пока в лесу у ведьмы выхаживали Леру, здесь мать латала раны всем остальным.

— Как она? — волнуется за мою суженую отец, и еще за Янку, которую знает с детства. В «Пропади пропадом» за преднамеренное убийство одно наказание — изгнание в чужие земли.

— Сегодня пришла в себя. Жить будет.

Мама и отец с облегчением выдыхают.

— Я больше не могу здесь задерживаться. Но прежде, чем уеду, ваш сын выполнит данное мне обещание, — выдает эльф, и я понимаю, что сколько бы не готовился к этому, все еще не знаю, с чего начать. Да и момент не самый подходящий, если для этого признания такой вообще может быть.

— Милош, сынок, — взволнованно суетится мать, прижимая меня к себе. — Неужто эльфы опять хотят забрать тебя в Сумрачный лес?

— Нет, мам, это другое. Ничего такого, обычный мужской разговор между мной и отцом.

Как же сильно я успел привязаться к этим людям, к своей семье, что уже и расставаться с ними жалко. Вот только после того, как расскажу правду, а именно это я и обещал Фэйлу, отец первым отречется от меня и погонит из дома прочь поганой метлой. Думая об этом, я сам охотно обнимаю мать, не уверен, что дадут попрощаться. Она и без слов все чувствует, на ее глазах выступают непрошенные слезы.

— Ждем тебя на мельнице, там поговорим, — кидает Ратмир, и первым выходит за дверь. Фэйл, который должен засвидетельствовать мое признание, шагает за ним следом.