Выскочивший из кустарника волк, или кто-то похожий на него, потому что таких крупных волков я отродясь не видел даже по телеку, к моему удивлению, набрасывается вовсе не на меня, а на самого прыткого мертвяка. Острые зубы вонзаются в прогнившую плоть, с хрустом дробят кости, разрывают бедолагу на части.

«Вот и все, теперь мне точно капец!» — ухает сердце куда-то в пятки.

У этих мертвяков и жрать-то совсем нечего. Да и пахнут они отвратно. На такой перекус нормальное живое существо вряд ли соблазнилось бы. Другое дело я, столько лет на дорожке в бассейне работавший над своими мышцами.

Нервно сглатываю, заставляя себя выйти из ступора и продолжать двигаться. Даже сейчас хочется верить в лучшее. Спортивная закалка не дает сложить руки. Я должен бороться за свою жизнь. И я отступаю подальше от места кровавой расправы в надежде улизнуть.

Волк позволяет сделать это, даже не смотрит в мою сторону, методично разрывая зомбаков на части одного за другим. Правда, последний, оказывается не так прост, и здоровый волчара жалобно подвывает, словно тому удалось его ранить.

«Ну, где же ты, брат, оборачивайся!» — слышу я в своей голове вполне разборчиво. — «Или все еще дуешься, что не помог тебе в новолуние? Так я и сам себя не прощу, что послушался отца. Уже третьи сутки тебя ищу по всей округе, надежду потерял, пока наконец не уловил твой запах».

— Вот и глюки начались, — констатирую факт, отмахиваясь от наваждения. Тоже мне брат… Если только по несчастью.

А там, позади, борьба продолжается, и волчара снова жалобно скулит.

«Милош, помоги! Ты же никогда меня не бросал, не уходи, брат! Этот мертвяк мне, кажется, ребро сломал», — и голос совсем молодой, не мужской, а скорее мальчишеский.

Не знаю, что на меня находит, или я окончательно сбрендил? Да, никакой я не Милош, и уж точно ему не брат, но пока и этот волчара ничего плохого мне не сделал. По факту только выручил.

И я действительно возвращаюсь. Поднимаю корягу покрепче, о которую совсем недавно споткнулся в темноте, и с размаху сношу ей башку приставучему зомбаку. Занятый разборками с волком, он и не заметил, как я подошел со спины, а теперь, лишенный головы, будто выключенный робот падает на землю.

Волчара, со всем вниманием проследивший за его падением, поднимает на меня свою взлохмаченную голову и скалится. Или это он так улыбается от радости? Ну, не знаю. Как я к нему не присматриваюсь, страшный, зараза. Лишь глаза на удивление живые и понимающие, будто человеческие.

В несколько ловких шагов он сокращает расстояние между нами. Я и шелохнуться не успеваю от такой реакции, или что-то сообразить. А потом… Потом он утыкается своим мохнатым лбом в мой живот, и трется, будто подставляет голову для поглаживания.

У меня нет слов, одни эмоции. Ужас, удивление, радость от того, что я все еще жив — все смешалось в один огромный клубок из нервов. Медленно опускаю руки, поглаживая зверюгу по голове, и тот снова телепатически со мной заговаривает.

— Ну, ты как, сильно потрепали? Поэтому не обернулся?

— Ничего. Жить буду, — отвечаю вслух, и он меня понимает. Поднимает к моему лицу пронзительный взгляд и даже виляет хвостом на манер собаки.

— Как же я рад, Милош, что ты выжил! И что за горы не ушел, хоть сгоряча грозился, не бросил нас с отцом и матерью. Я знал, что не бросишь. Ты не такой. И отец до последнего верил'.

Он все говорит и говорит. А я и сам не знаю, кто я теперь такой, и уж точно понятия не имею про этого Милоша. Но, если так надо, я готов подыграть. Лишь бы болтливый волчара не сожрал меня по утру, когда при солнечном свете получше рассмотрит.

— Одного не пойму, как тебя в сектор сглаза занесло?

— Куда-куда? — нервно усмехаюсь, услышав от волка про «Сектор газа». Может, и в этом мире не все потеряно?

— Это ж болота, ведьмина земля. Сглаз нашлет, не отмоешься! Ты же сам учил меня ни при каких обстоятельствах сюда не соваться.

— Случайно вышло, — не нахожу лучшего ответа.

— Идти сможешь? — поднимает на меня взгляд внимательных глаз. — Если обернешься, до дома на четырех лапах быстрее доберемся.

— Не думаю, что у меня получится, — говорю с полной искренностью, и волк понятливо кивает.

— Это все из-за ранений, ясно. Ладно, к утру и так дойдем. Я бы тебя подвез, но, извини, брат, у самого ребра гудят.

Так мы и пробираемся по лесу на пару с волком, перекидываясь непонятными фразами. Мне бы расспросить его обо всем: где я оказался, что это были за твари, почему я так разборчиво слышу его голос в своих мыслях, как его звать, в конце концов? Но я стараюсь меньше говорить и больше слушать, раз выдаю себя за его брата, по крупицам собирая информацию об этом странном мире. А мой болтливый братишка, каковым он себя считает, и давай стараться, лишь бы я шагал рядом.

Мир вокруг светлеет. В этом аду все-таки наступает рассвет. Лес наполняется птичьими трелями и всякой мелкой живностью, чье движение не ускользает от моего острого слуха, зрения и обоняния. Даже белка на огромном дубе, которую прежде в листве в жизни бы не приметил, теперь для меня, как на ладони.

— Погоди, я ненадолго, — не оставляю мысли забраться повыше и осмотреться, раз спросить напрямую не получится, не разрушив прикрытия. К тому же, разглядев меня при свете, волк все еще не отказывается от мысли, что я и есть его старший брат Милош.

— Постой! Тогда и я с тобой. Дай только обернусь и штаны надену, как раз где-то здесь на опушке их и прикопал, — отвечает волчара, и на моих глазах постепенно обретает человеческий облик. Шерсть втягивается в кожу, удлиненные конечности, будто пластилиновые, приобретают привычную человеческую форму. И вот он уже сидит передо мной на четвереньках, а я не в силах вымолвить и слова. Теперь точно потерял дар речи.

И правда, еще совсем мальчишка, лет шестнадцати, не старше. Среднего роста, не плотный, но жилистый, как наши парни из студенческой футбольной сборной. Темно-русые волосы, не такие длинные, как у меня, и все же аккуратной стрижкой на его вихрастой голове и не пахнет. Курносый нос, все те же выразительные глаза с оливковым отливом на солнце. Не стесняясь своей наготы, парень принимается разгребать ветки под определенным кустом, после чего предстает передо мной в таких же просторных холщовых штанах, как надеты на мне самом.

— Ты что, Милош, решил детство вспомнить, белок погонять? — и смотрит так окрыленно, будто все готов за мной повторять. Только для меня это чувство ново. Вот так внезапно, пусть и не по-настоящему, но обрести младшего брата, о котором всегда мечтал.

— Есть немного, — подсаживаю парнишку на дерево, и сам карабкаюсь следом, стараясь не отставать.

Дуб оказывается огромным, не зря таких великанов называют вековыми. Восхождение на его верхушку отнимает много сил, но это того стоит. Вид открывается невероятный и… шокирующий одновременно. Прямо у наших ног распласталась зеленая долина, с засеянными полями, мельницей и небольшим поселением на десяток дворов.

— Вот и наше родное «Пропади пропадом»! Смотри, мамка уже печь затопила и завтрак поставила, — сглатывая слюну, тычет парень пальцем на один из домов, с клубящимся из трубы дымом.

По правому краю, насколько хватает глаз, тянется горный хребет, а перед ним будто бы выжженные огнем безжизненные степи.

— Ведунья напророчила уже через месяц новую бурю ждать, — кивает волчонок в сторону гор, — а мы еще мертвяков с прошлого прихода никак не разгоним. Нельзя тебе уходить, Милош, одному мне с ними не сдюжить. С каждым разом их все больше, будто здесь медом намазано, — сквозит злостью и отчаянием его голос.

С левой стороны серебряной лентой ветвится река. Чуть поодаль за ней высокой стеной стоит неестественно густой туман, из которого где-то вдалеке торчат острые пики, наверняка, величественного замка. Позади бескрайний лес и сектор сглаза с вездесущими болотами, это мы уже проходили. И главное, ни одной высоковольтной линии электропередач, абсолютно чистое небо без самолетов, и полное отсутствие автомобильных дорог, как и самих автомобилей.